Книжный клуб — различия между версиями

Версия 09:01, 21 мая 2020

Предлагаем Вашему вниманию новую площадку для любителей КНИГ

Дорогие наши читатели и гости блога "Книжницы", представляем Вам первое заседание нашего Книжного клуба - online! В сложившихся непростых условиях мы будем с Вами как можно чаще говорить о любимых книгах, о трепетном отношении к детскому чтению, об авторах и книжных художниках ... Предлагаем Вам присоединиться к нашему клубу, высказывать свои мысли в комментариях или нам на почту (biblioc@yandex.ru)

Будем рады новым участникам нашего импровизированного книжного клуба!

Добро пожаловать!

Тема первого заседания клуба - "Иллюстрации к детским книгам"

ХУДОЖНИК ЕВГЕНИЯ ДВОСКИНА О КОЛЛЕКТИВНОЙ ПАМЯТИ ДЕТСТВА, КНИЖКАХ «ВОПРЕКИ» И ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ.

Женя, твое детство было книжным? Безусловно. Самое важное, что тогда существовало — книжки. Главное развлечение, главная игра, главное визуальное впечатление. Мне не досталось семейной библиотеки — старых книг, перешедших от бабушек. Это отдельная тема — книжное детство нашего поколения: что утонуло в пучине времени, а что до нас дотянулось. Скажем, у нас было много приключенческой литературы: Майн Рид, Жюль Верн… А вот Алиса, Питер Пэн — они стали героями для следующих поколений.

Твои любимые книги и их герои? Их не было. Я просто погружалась в каждую книгу и проживала ее. Среди тех, что на меня повлияли: Свифт, «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, «Приключения Карика и Вали» Яна Ларри, «Таинственный остров» Жюля Верна. В детстве меня больше всего завораживало освоение мира и его переустройство под себя. Из повести Гайдара «Чук и Гек» я запомнила только одно: как они делают елочные игрушки из подручных предметов.

Какую роль в твоем детском чтении играли иллюстрации? Это был мир хорошего — и ужасного. Я помню первое почти тактильное удовольствие от книжки Лебедева «Усатый-полосатый» — такой мохнатый котик! А некоторые картинки вызывали страх, раздражение. Хотелось быстро перевернуть страницу, чтобы их не видеть. Много лет спустя оказалось, что это дивные художники -— Конашевич, Маврина, Каневский. Поразительно, что многое из того, что любишь в детстве, никак не отзывается во взрослом возрасте, и наоборот. Детям нравятся рисунки, как бы сейчас сказали, «мимимишные» — ужасно милые, на грани пошлости, но не переходящие за эту грань. Таков, например, Лебедев, хотя и он — один из любимых моих художников. Или Владимирский, который проиллюстрировал все книги «Волшебника Изумрудного города», «Приключения Буратино»…

То есть, «страшные» книжные иллюстрации скорее ориентированы на взрослого читателя? Это бесконечно запутанная ситуация в книжном мире. Взрослые художники рисуют для детей, но рисуют свое. Как это отзывается в ребенке — абсолютно не известно. В детстве не воспринимаешь даже весь рисунок целиком. В тебя западает какая-то часть, и ты сам себе воображаешь остальное. У художника непредсказуемое попадание. Поэтому одни пытаются подстроиться под вкус детей — или, может быть, действительно понимают его. Другие настаивают: ребенок должен расти на образцах серьезного искусства. Но как отзовется и то и другое, никто не знает.

А тебе в детстве хотелось заменить «плохие» иллюстрации «хорошими», нарисовать их самой?

Заменить — нет, как можно! Книга и ее иллюстрации — это одно цельное визуальное впечатление. Но у меня были книги без картинок. Например, двухтомник Марка Твена и в нем самое любимое — «Янки при дворе короля Артура». И еще огромный сборник Шекспировских пьес. Лет в 10 мне впервые пришла в голову мысль, что к ним можно нарисовать то, чего зрительно не хватало. Как только я поняла, что могу строить картинками параллельную историю, я начала рисовать или придумывать иллюстрации ко всему прочитанному. Не было ничего, что я, прочитав, не нарисовала бы — в воображении или реально. И на вопрос, кем я хочу быть, с тех пор отвечала: хочу быть художником, хочу рисовать книжки. Дальше это был вопрос времени. С 74-го года я рисовала в «Комсомольской правде» на страничке «Алого паруса» — это, в общем, то же самое. Рисование — это перевод слов в картинки.

Какой была твоя первая проиллюстрированная детская книга?

В 1982 году меня нашел один поэт с Алтая, Владимир Башунов, и попросил проиллюстрировать его книгу стихов «Деревенские тетрадки». Книга вышла в Барнауле. А дальше все пошло одно за другим: сборник Жуховицкого, еще книги по молодежной тематике. В основном я рисовала подростков.

Мы, дети «Алого паруса», видели и ощущали себя такими, как на картинках Жени Двоскиной, даже подражали твоим персонажам. Это была какая-то особая, созданная тобой эстетика целого поколения. Но сейчас ты рисуешь подростков по-другому…

Потому что они и есть другие. До сих пор, вот уже сорок лет, я считаюсь художником по подросткам, хотя и они изменились, и я изменилась, я их совсем не знаю.

Какие свои книги ты считаешь самыми удачными?

Книжка, с которой интересно работать, — это почти всегда книжка «вопреки». Есть признанный бренд, знаменитые иллюстрации великих художников, ты знаешь их с детства, и никаких других для тебя не существует. Когда мне предлагали иллюстрировать, например, Мюнхгаузена, моя первая реакция была: нет! где эти мэтры, а где я! Что я могу еще сказать? Но — в тот же момент начинаешь придумывать, возникают первые идеи… Таких «книг вопреки», которые я открываю с удовольствием, у меня не так много: «Мюнхгаузен», «Недопесок», «Дневник Фокса Микки» Саши Черного, С Самойловым было невероятно трудно — вписать в рисунок строки, а потому интересно.

Есть что-то, что тебе хочется проиллюстрировать в будущем?

Всегда были одна-две или несколько книжек, которые мне страстно хотелось рисовать. Обычно это не сбывалось по разным причинам. Ведь иллюстратор — лицо подневольное, он, как портной, шьет тот костюм, который ему заказывают. А потом это перегорало. Когда я пыталась за них браться через много лет, уже ничего не выходило. Так было с «Янки при дворе короля Артура», с «Серебряными коньками». В последнее время у меня нет таких острых желаний. Давно хочется сделать «Евгения Онегина» — как бы он смотрелся, если бы персонажи были нашими современниками, но тоже боюсь, что время прошло и перегорело. Каким-то образом это воплотилось в серии о Пушкине.

Сейчас в издательстве «Речь» выходит книга твоих рисунков под названием «А Саша выйдет?» в серии «Для тех, кто помнит» о знаковых моментах нашего детства. Эти картинки имели бешеный успех в социальных сетях, ты сделала несколько наборов открыток, которые моментально разошлись. А с чего все начиналось?

Я пыталась объяснить кому-то, как мы играли в «колечко». А мне всегда проще нарисовать, чем рассказать. Так появилась первая картинка, и я совсем не думала, что она превратится в серию. Потом я нарисовала картинку про детские чулочки, которые надевались с лифчиком. Это было очень нечеткое воспоминание, ведь чулки я носила только в детском саду. Я поместила ее в Живом Журнале, и посыпались комментарии — все стали наперебой уточнять, у кого такие были, как это надевалось, как застегивалось. Завязалось общее воспоминание, оно потянуло за собой следующие. Сначала это были только игры, потом присоединился весь огромный материальный мир. Смотришь в прошлое, и высвечивается то одно, то другое…

Огромную роль здесь сыграл массовый отклик в интернете. Ведь я думала, что это только мое и происходило только со мной. Но оказалось — всех возили в темноте на санках в детский сад и вываливали в снег, всех родители ставили в очередь в магазине… Причем откликались люди разного возраста — и старше меня, и намного моложе. Это показало, какое у нас было похожее детство и как все долго длилось. Потом уже мир менялся буквально каждые несколько лет, и у людей, выросших в разные годы, мало общих воспоминаний. А у нас во дворе играли в игры, в которые играли мои родители, я читала книжки, которые читали мои родители. Такой замерший мир советского детства.

Как эта серия превратилась в книжку?

Мне давно хотелось сделать книгу коллективной памяти — с моими рисунками и комментариями разных людей. Но интернет-перекличка, такая живая в социальных сетях («а у меня было это!» — «а у меня так!»), почему-то застывает на бумаге и становится совсем не интересной. В итоге я сама написала к рисункам сто коротких текстов. Для меня очень важна эта тема, поэтому я с некоторым страхом жду, как примут книгу читатели.

В последнее время издается много «ностальгической» литературы — та же «История старой квартиры» Александры Литвиной и Анны Десницкой — о мире, которого уже нет. Подразумевается, что детям хочется знать, как жили их родители, бабушки и дедушки…

Честно говоря, я не верю, что детям это интересно. Может, какие-то отдельные вещи, но и только. Мы себя обманываем. Это сейчас мы жалеем, что не расспрашивали бабушек и дедушек, а много ли мы их слушали, когда они были живы? Взрослые покупают красивые книжки якобы для своих детей, а на самом деле те, которые им хотелось иметь в детстве. И вся ностальгическая литература нужна только нам — делающим книжку и читающим ее взрослым.

Так все-таки это литература детская или взрослая?

Это детская литература для взрослых — вернее, для тех детей, которыми были нынешние взрослые.

С Евгенией Двоскиной беседовала Ирина Меркина

Евгения Двоскина — известный художник и книжный иллюстратор. Училась в художественном училище памяти 1905 года. Много лет рисовала для подростковой странички «Алый парус» в «Комсомольской правде», иллюстрировала другие газеты и журналы. Автор и иллюстратор «книги о невысокой моде» «Мелкие пуговицы», (2002 г.), серий графических работ «Пушкин с нами» и «Для тех, кто помнит».

Среди детских книг, оформленных Евгенией Двоскиной: «Приключения Барона Мюнхгаузена» Э. Р. Распэ, «Эмиль из Леннеберги», «Пеппи Длинныйчулок», «Пираты с озера Меларен» Астрид Линдгрен, «Незнайка на Луне» Николая Носова, «Эмиль и сыщики» Эриха Кестнера, «Дневник Фокса Микки» Саши Черного, «Недопесок» Юрия Коваля, «Детство Лёвы» Бориса Минаева, «Из детства» Давида Самойлова и многие другие.

Член Союза Художников и Международной Федерации Художников, живет и работает в Москве.

Материал с сайта